"ЭТО БОЛЬШОЙ ГРЕХ НАС, РУССКИХ..."

Алексеев Игорь Евгеньевич, кандидат исторических наук (г. Казань)

Миссионерская деятельность епископа Андрея является отдельной темой для изучения, которая ещё ждёт своего добросовестного исследователя. Благодаря его неустанным трудам на ниве инородческого просвещения в Казанской епархии, ставшей в конце XIX - начале XX ареной жёсткой религиозной конкуренции православия и ислама, произошла заметная активизация миссионерской деятельности, что имело не только чисто религиозное, но и важное общественно-государственное значение. Ведь, как проницательно подметил 19 сентября 1909 г. в своём письме к тогдашнему обер-прокурору Св.Синода С.М.Лукьянову председатель Совета министров П.А.Столыпин: "Для народа христианского столкновение с мусульманским миром знаменует не религиозную борьбу, а борьбу государственную, культурную. Этим объясняется тот успех, который получила за последнее время панисламская пропаганда, успех, который у нас в России имеет особо важное значение".[15]

 

Не случайно особой заботой и пастырской опекой епископ Андрей окружил именно "крещёных татар", подвергшихся в начале двадцатого века наиболее ощутимой миссионерско-прозелитской атаке со стороны "братьев-мусульман". Достаточно сказать, что казанские кряшены и по сей день хранят благодарную память о епископе Андрее, а его портрет помещён в "Фотогалерее" на интернет-сайте "Сетевой этнокультурный проект кряшенского народа" ("Kryashen.ru") - рядом с портретами других священников, внёсших заметный вклад в религиозно-нравственное развитие кряшен.[16]

По инициативе Андрея и, в первую очередь, благодаря его личным усилиям, в Казанской епархии были, по словам архиепископа Казанского и Свияжского Иакова (в миру - И.А.Пятницкого), "основаны и устроены с большими жертвами и трудами" две крещёно-татарские монашеские обители: мужской Трёхсвятительский[17] скит при Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре (в Лаишевском уезде), преобразованный в 1911 г., согласно указу Св.Синода, в отдельный Трёхсвятительский крещёно-татарский монастырь, и женская Покровская просветительная крещёно-татарская община (в Мамадышском уезде) (основанная в марте 1908 г. и официально учреждённая указом Св.Синода в феврале 1911 г.). Как отметил в своей речи 17 августа 1911 г. во время прощального чествовании епископа Андрея на общем собрании БСГ тот же архиепископ Иаков: "Это - две самые драгоценные жемчужины в том венце правды, который уготовит и воздаст ему в своё время Господь - Праведный Судия".

В бытность Андрея руководителем БСГ, несмотря на постоянно испытываемые последним материальные трудности и сокращение в связи с этим степени охвата православных инородцев просветительно-миссионерской работой, в деятельности Братства произошёл целый ряд позитивных изменений. В частности, значительно изменилась структура БСГ: в нём были открыты Противораскольническое отделение (1901 г.) и Кружок сестёр-сотрудниц (1909 г.), имевшие собственное членство, бюджет и программы. Кроме этого, в 1905 г. о. Андрей основал при БСГ Общество христианской взаимопомощи для охранения православных от "иноверной кабалы". При нём с декабря 1909 г. в Казани кружком сестёр-сотрудниц БСГ начал издаваться миссионерский журнал "Сотрудник Братства Святителя Гурия", редактором (а затем - редактором-издателем) которого владыка являлся до конца 1911 г., числясь таковым даже после своего оставления Казани.

Позднее он как-то признал, что почти всю свою жизнь "отдал только инородцам, зная, что русские имеют и без меня много попечителей". Однако это утверждение можно правильно оценить лишь в том случае, если учесть, что для епископа Андрея понятие "христианизация инородцев" (в смысле их обращения и укрепления в православии) было практически тождественно понятию "обрусение". В этом отношении он целиком и полностью разделял миссионерские взгляды Н.И.Ильминского, утверждавшего, что: "Коль скоро инородец усвоил себе православие сознательно и убеждённо, умом и сердцем, он уже обрусел".

Руководствуясь библейским принципом, гласящим, что для веры христовой "несть ни елина, ни иудея", он не делал "качественных" различий между православными русскими и православными инородцами[18] и крайне болезненно реагировал на обвинения в национализме и русификаторстве, то и дела звучащие в его адрес "слева" и от представителей инославных конфессий. Впоследствии он открыто выразил своё возмущение тем, что его пытались "причислить к националистам в немецком понимании этого слова", то есть обвинить "в отталкивании кого-нибудь от себя", заявляя, что он ненавидит национализм, "как безнравственное учение". При этом последнему он противопоставлял опять же учение славянофилов. "Славянофилы для меня тем и велики, - объяснял Андрей, - что всё их учение основано на любви, на христианской любви ко всем; только поэтому я и считаю себя славянофилом".[19]

В этом же ключе он мыслил и обрусение инородцев - как процесс добровольного миссионерско-просветительного, через посредство родного языка и патриотического воспитания в духе любви к своей "малой" (деревне, городу, краю) и "большой" (России в целом) родине, восхождения к православному мироощущению и приобщения к лучшим образцам православной культуры, главным носителем и хранителем которых, несмотря на все свои известные недостатки, по-прежнему являлся русский народ. Следуя данной логике, сознательно приобщаясь к православию, инородцы наиболее тесным образом сближались с русскими, то есть, собственно говоря, "русели".

Епископ Андрей искренне считал, что именно этих принципов должны придерживаться люди, называющие себя "истинно русскими" и начертавшими на своих знамёнах лозунг "Православие, Самодержавие, Народность". Однако вскоре он убедился в том, что таковых людей в право-монархическом движении не столь уж и много. Многие черносотенцы, как оказалось, являлись сторонниками того само "немецкого" понимания национализма, который всегда претил епископу Андрею. И если у кого-то из них такой "немецкий" национализм "выпирал наружу", он был бескомпромиссен в своей критике в адрес этого человека, так как считал его позицию чуждой русской православной традиции и идеалам славянофильства. Однако никогда выступления владыки в защиту православных инородцев не приобретали русофобского оттенка, ибо, несмотря на все назидательно-поучительные высказывания в адрес русских людей, не понимающих, по мнению епископа Андрея, многих непреложных истин, эталонным носителем православного благочестия для него всегда оставался тот же самый русский народ, сохранявший в недрах своих, хоть и порядком затоптанные им же, но ещё живые и могущие воспрянуть к новой духовной жизни ростки истинной веры.

Не случайно поэтому, что именно по части отношения к национализму и постановки миссионерской деятельности из уст епископа Андрея прозвучало больше всего нелицеприятной критики и замечаний в адрес черносотенцев. При этом, постепенно накапливаясь, они, в конце концов, воздвигли между ним и "крайне правыми" высокую стену непонимания, которой владыка в предвоенные годы практически отгородился от несогласных с его мнением по "инородческому вопросу" черносотенцев.

Как уже говорилось выше, ещё в 1906 г. архимандрит Андрей открыто выступил с категорическими возражениями против девиза "Россия для русских!", назвав его "грешным", "эгоистически безнравственным", "ложным", "нерусским". "Славянофилы, - утверждал он, - отстаивавшие святую Русь, говорили: "русские для России", - это понятно; но наоборот говорят только... недальновидные и неосторожные русские партийные политические дельцы. Это - знамя партии, но не России!". Он считал, что, выдвигая этот девиз, "русские монархические партии" достигают "прямо противоположных результатов, чем то, к чему оне стремятся", а также "окончательно дискредитируют нравственные основы русского самодержавия". Архимандрит Андрей предлагал правым монархистам отказаться от девиза "Россия для русских!" в пользу девиза "Святая Русь на службе миру", который призван был не отталкивать, а располагать инородцев к русскому народу, вовлекая их своим примером в "приходские народные организации". "И славянские ручьи, - мечтал он, - польются в русское море! И инородческие потоки и струи жизни будут идти не только параллельно с русскою рекою и не только не будут отвлекать её силу и её иссушать, как это теперь наблюдается, а действительно поспешат потонуть в русском море: это для них будет самое лучшее..."

В ответ на это представители КО РС заявили, что: "Девиз русских людей "Россия для русских" нисколько не противоречит девизу, провозглашённому от. Андреем: "Святая Русь на службе миру". Этот вывод казанские эрэсовцы достаточно резонно аргументировали тем, что: "Русь Святая до тех пор и может быть Святой и на службе миру, пока она остаётся Русскою, т.е. пока господином в ней будет коренной русский народ - строитель и собиратель России, а не покорённые им народы и народцы, и пришельцы в нашей земле. Только "Россия для русских", крепко в единении стоящая и высоко держащая своё национальное знамя, способна осуществить и высокую всемирную миссию, как её понимают славянофилы и все истинно-русские люди - просветить все народы Востока и Запада светом Христова учения и привести их в Единое стадо под Единою главою Христом". Однако архимандрит Андрей и на это заметил, что: "Если это знамя "русского собрания" не противоречит моему: "святая Русь на службе миру", то оно, несомненно, сформулировано неудачно и мои возражения на него остаются в полной силе".

Через два года - в 1908 г. - в своей статье "Православные инородцы и "Союз Русского Народа", помещённой в газете "Московские Ведомости", епископ Андрей дал резкую отповедь протоиерею А.Миропольскому, заявившему на страницах "Деятеля", что "система Н.И.Ильминского" является причиной многочисленных "отпадений" в ислам. Согласно его утверждению, все нападки на таковую были абсурдны хотя бы уже потому, что она "никогда в существе дела в полном объёме и не применялась и даже не применяется и до сих пор". Причинами же названных "отпадений", по мнению епископа Андрея, стали "ошибки русских администраторов", пьянство, мздоимство священников и незнание ими инородческих языков.

Осудив действия тех черносотенцев, что отталкивают от себя инородцев, он заметил, что: "Лучших христиан и лучших друзей русской гражданственности, чем большинство тех инородцев, которых я знаю, - трудно найти среди самих русских! Я уже неоднократно писал, что многие крещёные татары, где их менее, чем магометан, оказываются истинными мучениками за Христа! Им нужно помочь, их нужно от всей души пожалеть, а не отталкивать от себя, не обижать их вечным напоминанием, - вы-де "инородцы", благодарите Бога, что мы вас терпим около себя, но вы к нам - всё-таки ни ногой! А эти православные инородцы ведь без всякого преувеличения знают только Бога на небе да Царя православного на земле... И не понимают они, как это случилось, что у русских людей, которые написали на своём знамени: "Православие, Самодержавие, Народность", как они, православные, оказались не только забыты, но и в большой обиде".

Заявляя, что "это большой грех нас, русских", епископ Андрей призвал СРН "прийти на помощь православной миссии в духе святой христианской любви, возлюбив несчастных о Христе братий наших и помочь им в их тяжёлой участи". "Ведь как в Палестине, - сравнивал он, - забытые инославными миссионерами православные арабы, так и у нас в России несколько десятков тысяч православных татар являются маленьким окном в громадный и сильный во всех отношениях мир ислама. Это окно мы, русские люди, по своей небрежности много уже позакрыли, но оно ещё остаётся".

В том же 1908 г. в Казани была издана датированная 14 января того же года записка епископа Андрея "О мерах по охранению Казанского края от постепенного завоевания его татарами", в которой сообщалось об усилении исламского миссионерства среди православных инородцев и происходящего от этого процесса их татаризации, а также указывалось на необходимость принятия срочных мер по ослаблению панисламистской пропаганды. Записка эта получила заметный резонанс на самых "верхах" и была направлена председателем Совета министров П.А.Столыпиным министру народного просвещения А.Н.Шварцу и обер-прокурору Св.Синода П.П.Извольскому. Позднее - 19 сентября 1909 г. - П.А.Столыпин указал, в частности, в письме новому обер-прокурору Св.Синода С.М.Лукьянову: "Предположив, предварительно принятия каких-либо конкретных мер, всесторонне обсудить и сообразить все дела нашего культурного труда в Поволжье в особом совещании, в составе нарочито осведомлённых с местными условиями лиц, я признаю безусловно необходимым приобщить к имеющим быть суждениям и представителей Православной церкви. В среде наших иерархов особо полезными для этого дела намечаются сами собою местные деятели: преосвященный Андрей, викарий епископа Казанского, уже положивший свой труд в качестве руководителя братства Св.[ятителя] Гурия в деле поместного миссионерства, и преосвященный Алексий[20], ректор Казанской Духовной академии, небезызвестный своею деятельностью миссионер на Юге России".[21]

В начале 1910 г. было созвано "Особое Совещание по выработке мер для противодействия усилению татарско-магометанского влияния в Казанском крае" (по другим документам - "Особое Совещание для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае")[22] под председательством директора Департамента духовных дел А.Н.Харузина, в состав которого, помимо прочих, указом Св.Синода, были включены викарии Казанской епархии епископ Чистопольский Алексий (в миру - А.Я.Дородницын) и епископ Мамадышский Андрей (в миру - князь А.А.Ухтомский). При этом решения, принятые на данном совещании, наглядно свидетельствовали об успехе сторонников миссионерского курса Н.И.Ильминского. Однако критика последнего со стороны представителей местных черносотенных организаций на этом не прекратилась.

В 1910 г. епископ Андрей вступил в бескомпромиссную полемику с противниками системы инородческого просвещения Н.И.Ильминского, главным обличителем которой в Казани стал председатель Совета "Царско-Народного Русского Общества" (ЦНРО) профессор В.Ф.Залеский. Причём, ситуация осложнялась тем, что того же В.Ф.Залеского, по иронии судьбы, можно было считать, пожалуй, наиболее "нестандартно мыслящим" в инородческом вопросе черносотенным лидером (причём, не только в Казани, но, возможно, и в целом в России). Именно он являлся инициатором и куратором создания в конце 1908 г. в Казанской губернии уникального в своём роде черносотенного "Царско-Народного Мусульманского Общества", целиком состоявшего из татар-мусульман,[23] и активным пропагандистом идей панславизма, ради торжества которых В.Ф.Залеский даже предлагал восстановить независимость Польши (с одновременным переселением всех поляков за пределы Российской империи). Однако, одновременно с этим, профессор он ратовал за отмену системы Н.И.Ильминского, не отвечающей, на его взгляд, истинным целям и задачам политики русификации православных инородцев в "школьном вопросе".

При этом наибольшего размаха критика им системы Н.И.Ильминского приобрела в преддверии проходившего в июне 1910 г. в Казани Миссионерского съезда. Выступивший в качестве основного борца с адептами системы Н.И.Ильминского профессор В.Ф.Залеский превратил критику своих оппонентов в затяжную газетную баталию. При этом, главный удар по ним лидер ЦНРО нанёс в день открытия Миссионерского съезда - 13 июня 1910 г., поместив в газете "Казанский Телеграф" статью с продолжением под названием "Система Ильминского". В дальнейшем он превратил её в девятнадцатистраничный "Доклад о ненормальности постановки инородческого образования в Казанской губернии", который вынес на обсуждение Казанского дворянского губернского собрания. "Правильная по основной идее система эта, - заявлял, в нём, в частности, В.Ф.Залеский, - отчасти самим [Н.И.]Ильминским, а главным образом его преемниками, искажена до такой степени, что вместо пользы приносит вред и вместо ожидаемого обрусения инородцев - укрепляет инородческий сепаратизм".

"Коренную", "самую грубую", "самую тяжкую" ошибку Н.И.Ильминского лидер ЦНРО усматривал в том, что он и его последователи "вместо того, чтобы возвысить инородцев до православно-русской цивилизации, цивилизацию эту принизили до уровня невысокого инородческого развития", а "русско-православное образование" подменили "воспитанием православно-инородческим". Особенно сильно в этой связи миссионерам "попало" за приоритетное преподавание и выпуск общеобразовательных и литературно-художественных книг на местных языках, "инородческое засилье" в Казанской инородческой семинарии и тому подобные "преступления" против русской государственности. В качестве мер по "исправлению" ситуации лидер ЦНРО предлагал, в частности, постепенно перевести богослужение на церковно-славянский язык и не назначать инородцев учителями в инородческие школы и священнослужителями в инородческие приходы.

То, что В.Ф.Залеский явно "переборщил" со своими обвинениями и предложениями, оказалось очевидно даже для большинства тех миссионеров, что стояли на право-монархических позициях. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что многие участники Миссионерского съезда, на деле знакомые с истинным положением вещей, отнеслись к подобным предложениям с нескрываемым неприятием. Съезд признал необходимость вновь оживить миссионерскую деятельность, но при этом отверг крайние подходы к её осуществлению, фактически поддержав заявление епископа Андрея о том, что только школа Н.И.Ильминского "может бороться с наступательным движением ислама". Заметную роль в борьбе с нападками В.Ф.Залеского на систему Н.И.Ильминского сыграл и сам архиепископ Казанский и Свияжский Никанор (в миру - Н.Т.Каменский), позиция которого по данному вопросу выразилась, по словам современного казанского историка Е.В.Липакова, "в своеобразной "демонстрации протеста" в виде крестного хода на могилу Н.И.Ильминского и клятвы верности его системе".

Однако, не удовлетворившись итогами Миссионерского съезда, лидер ЦНРО решил добиться своей цели иным путём. 14 - 15 января 1911 г. Казанское губернское собрание дворянства, заслушав и обсудив доклад В.Ф.Залеского, постановило, кроме прочего, уполномочить Предводителя дворянства Казанской губернии С.С.Толстого-Милославского представить на рассмотрение Императора Николая II высказанные "соображения по вопросу о постановке инородческого образования". Выступление председателя Совета ЦНРО наделало довольно много шума в дворянских, чиновничьих и церковных кругах. Многие предложения профессора В.Ф.Залеского нашли, к примеру, поддержку у таких влиятельных лиц, как князья А.А.Крапоткин (правый октябрист) и П.Л.Ухтомский; против них, кроме епископа Андрея, выступили член Совета министра народного просвещения России Н.А.Бобровников, Казанский уездный Предводитель дворянства, член Государственной Думы А.Н.Боратынский (тоже известный октябрист), попечитель Казанского учебного округа А.Н.Деревицкий и другие. Будучи убеждёнными сторонниками постепенной и ненасильственной христианизации, последние обвинили В.Ф.Залеского в "извращении" истины и разжигании межплеменной розни.

Незамедлительным ответом на обвинения со стороны черносотенного лидера стала статья епископа Андрея под названием "Крупная новость в деле инородческого просвещения", помещённые в феврале 1911 г. на страницах редактируемого им журнала "Сотрудник Братства Святителя Гурия". Справедливо полагая, что, пытаясь запретить богослужение на инородческих языках и предлагая назначать в инородческие приходы и школы исключительно русских священников и учителей, "крайне правые" лишь оттолкнут от русского народа в целом лояльных к нему православных инородцев, он блестяще парировал все обвинения системы Н.И.Ильминского в несостоятельности. Поставленные под большое сомнение основные положения и выводы доклада В.Ф.Залеского, которые, по слухам, в непроверенном виде уже дошли до Императора Николая II, вызвали заметный чиновничий переполох, в результате чего дело постепенно начали "спускать на тормозах".

В конце концов, многострадальную систему Н.И.Ильминского всё же оставили в покое, однако опосредованное влияние на политику властей кампания против неё всё же оказала. Одним из его проявлений можно считать издание 14 июня 1913 г. "Правил о начальных училищах для инородцев", предписывавших, кроме прочего, начинать обучение в них русскому языку не позднее третьего месяца первого года преподавания, что само по себе являлось весьма приемлемой мерой.

Что же касается епископа Андрея, то многолетние споры с представителями право-монархических организаций по "инородческому вопросу" явно охладили их взаимоотношения. Владыка стал более резок в высказываниях относительно деятельности черносотенцев и постепенно дистанцировался от них, но по-прежнему продолжал принимать активное участие в их общественно-церковных, благотворительных и просветительных делах, не отталкивая от себя тех "крайне правых", которых считал своими единомышленниками и соратниками.