Юрий Петрович КАРПОВ

В настоящее время имя о. Василия Тимофеева известно лишь узкому кругу ученых-историков. Даже на его «малой родине», д. Никифорово (Чиябаш) Мамадышского района, о нем знают или слышали немногие. Но до 1917 года о. Василий Тимофеев был широко известен в великосветских и придворных кругах Санкт-Петербурга. Сам он лично был знаком с такими известными по всей Российской империи людьми, как великий князь Константин Николаевич (родной брат Александра II, видный деятель «великих реформ»), министр народного просвещения Д.А. Толстой, обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев. В августе 1871 года о. Василий имел честь беседовать с императором Александром II во время визита последнего в Казань. Простой же народ из татар-кряшен называл его Бэчли-эти (отец Василий), и его имя стало настолько популярным среди татар-кряшен, что его могила после смерти являлась местом паломничества татаро-кряшенской интеллигенции, священников и простого люда.

Такая известность, популярность вполне закономерна. Ведь просветительская деятельность этого выдающегося человека среди татар-кряшен, пребывавших до середины XIX века в темноте и невежестве, вполне сопоставима с деяниями Св. Апостолов, и его имя можно поставить в один ряд с именами просветителей славянских народов Св. Кирилла и Мефодия. О. Василий Тимофеевич Тимофеев родился в 1836 году1 в д. Никифорово (Чиябаш) глухого в то время Мамадышского уезда Казанской губернии в семье старокрещеного татарина. Совершенно случайно ему, одному из первых татар-кряшен, представился случай получить начальное образование.

В 1847 году «в месяце июне приехали в нашу деревню старшина с писарем записывать в школу мальчиков».2 Записали в школу несколько мальчиков, в их числе оказался и Василий. Так он стал учеником Министерства государственных имуществ в селе Абди. «Нас сопровождал отец одного мальчика. Он говорил нам: детки, выучитесь, будете писарями, вам станут денег давать… А я себе думал: если выучусь, стану учить других».3 Так еще в совсем юном возрасте, 11 лет, он определил цель своей жизни: учить других.

Учеба давалась нелегко. Появившиеся в 30-е годы XIX в. удельные и государственные училища «прославились» поркой детей, ланкастерским методом обучения,4 свирепыми учителями, пользовавшимися неограниченной властью над учениками. Пережив все тяготы и лишения школьной жизни, по окончании учебы Василий прекрасно знал русскую грамоту и мог свободно читать книги богословского и религиозно-нравственного содержания. В ходе чтения книг он все больше проникался православной верой, христианским миро-пониманием и мироощущением. С горечью видел он религиозно-нравственную отсталость своих односельчан, членов семьи, погрязших в язычестве и имеющих о православии лишь смутное представление. Василий пытался объяснить некоторые христианские истины своей семье, но наткнулся на стену полнейшего непонимания со стороны самых близких для него людей – семьи, «фанатически державшейся суеверной татарской старины».5

Нравственный разлад с семьей и все усиливавшаяся тяга к углубленному изучению христианских знаний вынудили покинуть его в 1856 году отчий дом и поселиться в Иоанно-Предтеченском монастыре6 в Казани в качестве послушника. «Под руководством немудрого, но благочестивого и любящего старца весь предается своему увлечению святыми книгами, пробует даже делать из них выписки в переводе на свой родной язык; и тогда уже у него возникало в душе стремление делиться своим светом со своими собратьями».7

Намереваясь остаться в монастыре навсегда, Василий обращается в палату государственных имуществ с просьбой об увольнении его из податного сословия. Однако потребовалась крупная сумма денег, которой у Василия не было. Не получив увольнения из сельской общины, он вынужден был вернуться в 1858 году в свою деревню.8 Его родители, не желая больше отпускать сына в город, насильно заставили его вступить в брак. Семья «всячески втягивает снова в свою опостылевшую ему жизнь».9

На дальнейший жизненный путь Василия Тимофеева решающее влияние оказала встреча с Николаем Ивановичем Ильминским, известным ученым – востоковедом, профессором Казанской духовной академии и Казанского университета, талантливым педагогом, мыслителем, тонким знатоком человеческих душ.

Начиная с 1847 года Н.И. Ильминский, сначала как член Переводческого комитета, затем как его председатель, занимался переводами священных и богослужебных книг на татарский язык. В 1856 году для проверки пригодности новых переведенных книг Н.И. Ильминский отправляется в Мамадышский уезд. Но эти переводы на литературный татарский язык, насыщенные словами арабского и персидского происхождения и напечатанные арабским алфавитом, оказались совсем непонятными для татар-кряшен, не имевших школьного образования. Он приходит к выводу, что нужно переводить книги на живой разговорный язык и печатать русскими буквами, приспособив их к фонетике татарского языка.10 Первой книгой на татарском языке в этом новом направлении должен был стать перевод с букваря синодального издания. Эту работу Ильминский начал в 1862 году. Но, как опытный лингвист, он понимал, что без помощи носителя живого разговорного татарского языка осуществить точный перевод практически невозможно. Н.И. Ильминский вспомнил благочестивого, любознательного и талантливого юношу Василия, которого однажды в 1858 году он встретил в одном из казанских монастырей за книгой и выписками. Ильминский отыскивает его в деревне, помогает уволиться из сельского общества. Тимофеев устраивается первоначально истопником и водовозом в Казанском Богородицком женском монастыре, а его жена работает на монастырском огороде на озере Кабан.11 В сентябре 1863 года по ходатайству Ильминского Тимофеева приняли в качестве практиканта татарского языка12 в Казанскую духовную академию. С этих пор Тимофеев становится постоянным сотрудником, а в дальнейшем – ближайшим другом и соратником Н.И. Ильминского, деля с ним все радости и невзгоды. До самой смерти Ильминского они оставались неразлучными, «в течение долгих лет работая вместе над одним и тем же святым делом христианского просвещения старокрещеных татар».13

Ильминский высоко ценил своего нового сотрудника. По его признанию, он, «можно сказать, уцепился за него как за драгоценную находку».14 Значение его в деле татарских переводов христианских книг Н.И. Ильминский определил в 1864 году в письме к исполнявшему должность обер-прокурора Св. Синода князю Урусову. Ильминский писал, что с Тимофеевым они составляют вместе «одного порядочного человека, как слепец и хромец в старинном русском апологе. Я лингвист и переводчик, имеющий однако же постоянную нужду в Тимофееве, как живописец в натурщике».15 «С помощью этой живой и способной натуры, с годами приобретавшей все большую и большую опытность в переводческом деле, и создавалась Николаем Ивановичем вся эта масса художественных татарских переводов, которые обняла собою весь круг начального школьного образования в религиозном духе и круг православного богослужения. Они … часто подолгу просиживали над своими записями, стараясь общими силами преодолеть необычайные трудности при передаче богослужебного витийства и поэзии на наивном и скудном народно-татарском языке … Василий Тимофеев был и корректором этих переводов при издании, и их распространителем и истолкователем среди татар, и от души радовался каждой вновь составленной татарской переводной книге, как самому драгоценному приобретению».16

Но главным делом всей жизни Василия Тимофеева стала получившая признание по всей Российской империи и принесшая ему известность, даже поклонение среди татар-кряшен его деятельность на ниве просвещения сначала в качестве заведующего Казанской Центральной крещено-татарской школой, а затем как первого священника из инородцев.

По мнению Ильминского, крещено-татарская школа «возникла неожиданно и как бы случайно».17 Это, на наш взгляд, не совсем верно. Большую роль в возникновении этой школы сыграла талантливая и светлая личность самого В. Тимофеева. Пример человека из глухой глубинки, какой была в ту пору деревня Никифорово, благодаря грамотности и образованию вышедшего «в люди», стал заразителен для его односельчан. Зимой 1863 года к Василию Тимофееву приехал из деревни племянник, желающий учиться, и поселился у него. Вскоре явилось еще два мальчика – таким образом составилась маленькая школа.18 Они учились зиму 1863-1864 учебного года, помещаясь вместе с учителем и его семьей в казенной квартире Тимофеева в подвале Духовной академии.

В июне 1864 года Тимофеев вместе с тремя своими учениками по поручению Ильминского совершил поездку по нескольким деревням Мамадышского уезда для проверки переводов и ознакомления народа с деятельностью школы. Ученики его, проучившись только одну зиму, свободно читали переводы из Священной истории и своим чтением и рассказами на родном языке приводили в «умиление и восторг». Многие благодарили учителя за то, что он в короткий срок успел подготовить учеников и приходили в восхищение от книг, в первый раз знакомивших их с учением Христа на родном языке.19 Пример первых учеников Тимофеева заинтересовал других детей.

После этой поездки Ильминский оценил не только «общую неграмотность крещеных татар и неведение ими христианства»,20 но и стремление татар-кряшен к получению образования на родном языке, их заинтересованность в книгах, написанных на татарском языке, но с применением русского алфавита, и обратился в августе 1864 года к начальству Казанского учебного округа с просьбой о разрешении открыть «частную школу для первоначального обучения крещеных татар».21 Разрешение было дано в отношении Директора училищ Казанской губернии от 3-го сентября 1864 года за № 1932.22 Крещено-татарская школа была принята в число школ Министерства народного просвещения на правах частного учебного заведения. Первым ее заведующим и учителем стал В.Тимофеев. В 1864-1865 учебном году в школе обучалось уже 20 учащихся: 19 мальчиков и одна девочка.23

Практика поездок Тимофеева вместе с учениками по татаро-кряшенским деревням стала постоянной. Большую помощь Тимофееву в ознакомлении татаро-кряшенского населения с характером работы школы оказывали ученики. «Рассыпавшись в разные стороны, маленькие татарчата повсюду всем и каждому нахваливали свою школу, к которой страстно привязались, как к родной семье, читали свои татарские книжки, пели по домам и по улицам на родном языке священные песни».24

Во время своих поездок по татаро-кряшенским селениям В.Тимофеев проделал большую работу по открытию школ для детей татар-кряшен. За первые 3 года деятельности в качестве заведующего Казанской Центральной крещено-татарской школой им было открыто 3 школы: в деревнях Никифорово и Арняш Мамадышского уезда и в селе Апазово Казанского уезда. Это первые школы – отрасли Казанской крещено-татарской школы, ставшие первыми опорными пунктами просветительской работы среди татар-кряшен Казанской губернии.

Школа в деревне Никифорово, на родине В.Тимофеева, возникла осенью 1865 года. Устроителем ее был Тимофеев. Учительницей в ней состояла 15- летняя татарка Федора Иванова, бывшая ученица крещено-татарской школы, поступившая в нее 1863 году вместе с тремя мальчиками. Первыми учащимися Никифоровской школы были девочки той же деревни. Учительница Федора, имевшая хорошие способности к пению, сначала учила своих воспитанниц петь молитвы на татарском языке, потом постепенно стала обучать их первоначальной грамоте.

На устройство школы было отпущено всего 34 рубля 57 копеек. Школа быстро превратилась в православный молитвенный дом для местного населения. В праздничные и воскресные дни учительница и ученицы собирали в школе множество мужчин и женщин, пели и читали молитвы. К концу 1866-1867 учебного года в Никифоровской школе уже было 32 учащихся, 16 мальчиков и 16 девочек. В этом учебном году в школе учились дети из соседних деревень.

За Никифоровской школой в том же 1865 году была открыта школа в деревне Арняш, расположенной в 10 верстах от деревни Никифорово. Крещено-татарское население Арняша и окружающих его деревень доходило до 2000 человек мужского пола. Школа в Арняше была устроена при помощи самого населения под руководством Тимофеева. В первый же год существования школы в ней было 24 ученика. Здесь были учащиеся из других татаро-кряшенских деревень, ввиду чего при школе был устроен маленький интернат. Устройство школы в Арняше обошлось в 113 рублей 30 копеек. Дрова для отопления доставлялись родителями учащихся, родители же давали хлеб учителю. Учителем школы был назначен ученик Тимофеева по крещено-татарской школе – Яков Дмитриев, 18-летний юноша. К декабрю 1866 года в Арняшской школе учащихся было уже 45 человек.

Наконец, в 1867 году была открыта школа в селе Апазово. Учителями здесь также были ученики Казанской кряшено-татарской школы.25 В тех же деревнях, где школы по каким-либо причинам открыть было невозможно, Тимофеев в течение короткого времени обучал детей азбуке. После его отъезда эти дети по учебникам, оставленным им совершенно бескорыстно, самостоятельно изучали грамоту.

Популярность Тимофеева и его школы росла с каждым днем. Это объяснялось самим характером школы, а также методами обучения, применяемыми в ней. «Постановка нашей школы носит характер семейный, – писал Ильминский в одной из своих статей, – учитель Тимофеев держит себя в отношении к ученикам, как старший брат, к которому они относятся просто и откровенно, но вместе с тем уважительно. В школе нет никаких искусственных форм и формальной выправки, а также телесных и других наказаний».26 Тимофеев без всяких наказаний поддерживал в школе нравственную дисциплину, ученики «были горячо привязаны к своей школе, и когда в начале 1866 года вследствие эпидемии пришлось ее прикрыть, ученики с горем ее покидали. Перед отъездом все вместе спели молитву, затем учитель каждого обнял и поцеловал, и ученики заплакали от полноты сердца».27 Тимофеев обучал грамоте по своей оригинальной «методе, вроде фонетической… весь алфавит изучается вдруг, гласные буквы произносятся с чистым своим звуком, а согласные выговариваются так: ыбъ, ыръ, так что предшествующее беглое ы дает возможность резко отличить собственное значение согласной буквы. При этом алфавит изучается в различном порядке, так что ученик безошибочно должен указать букву, где бы она ни стояла. Потом ученики переходят к складам с примерами татарских слов; наконец, по порядку изучают весь букварь».28

Атмосфера любви и уважения, царящая в школе, ее семейный характер и, наконец, педагогические способности и талант учителя давали поразительные результаты. Из наблюдений председателя уездного казанского училищного комитета, священника Михаила Зефирова (1869 год): «Тогда как в других школах дети учатся более или менее нехотя, рады поскорее отделаться от книжки, заучивают кое-как на память, здесь учение идет бодро, непринужденно, толково. В полтора и два месяца, а иногда раньше, дети выучиваются читать и писать и бывают в состоянии написать толковое письмо к родителям».29

«Благодаря легкому и толковому обучению на родном языке, школа приобрела в скором времени такую репутацию, что в нее стали поступать даже учившиеся в других училищах».30 Ильминский высоко оценивал деятельность Тимофеева как заведующего школой. Он писал: «Вся сила в настоящем учителе школы, без него она не могла бы существовать; он – ее главная опора, и с утра до ночи трудится для нее бескорыстно».31 Количество учащихся быстро росло, и к 1872/1873 учебному году в школе числилось уже 165 человек, из них 120 было мальчиков и 45 девочек.32

Школа Тимофеева получила признание не только среди татаро-кряшенского населения. Деятельностью школы заинтересовались как общественность, так и высокопоставленные чиновники в области образования, в том числе министр народного просвещения Д.А. Толстой. Он лично посетил это заведение и остался доволен как работой школы, так и личным знакомством с Тимофеевым, личность которого произвела на него глубокое впечатление. В 1868 и 1869 году в школе бывали члены царской фамилии, а 27 августа 1871 года школу посетил сам царь Александр II со своими сыновьями. Удовлетворение школой император выразил словами, обращенными к родителям учащихся: «Я очень рад, что ваши дети учатся здесь, и уверен, что они будут хорошими христианами».33

В.Тимофеев являлся также и главным инспектором своего своеобразного учебного округа. Он часто посещал школы-отрасли Казанской Центральной крещено-татарской школы в сельской местности, число которых к 1870 году уже составляло 35. Посещения преследовали различные цели: где что-нибудь исправить, где чему-нибудь помочь. Объезды школ, «при довольно самостоятельной постановке татарских школ, представляли главную форму контроля над их деятельностью и были совершенно необходимы, Василия Тимофеевича в этом случае некем было и заменить».34

Просветительская деятельность Тимофеева не ограничивалась работой с детьми. Начиная с 1863 года много энергии он отдавал делу религиозно-нравственного просвещения взрослого татаро-кряшенского населения. Во время своих поездок по татаро-кряшенским селениям ему часто приходилось по просьбе татар-кряшен читать религиозно-нравственную литературу на татарском языке, в устной беседе объяснять некоторые непонятные места из Библии, из Нового Завета. Всеми силами он старался искоренить в душах людей пережитки язычества и склонность к исламу, глубоко проникшие в сознание татаро-кряшенского населения.

Широкая эрудиция, глубокие знания основ как христианства, так и ислама, его ораторский талант помогали ему убеждать многих сомневающихся, склонных к исламу татар-кряшен в истинности православной религии и предотвратили их отпадение в ислам.35
Да и сама школа стала вскоре после открытия источником христианского просвещения среди взрослого татаро-кряшенского населения. Близкие родственники, знакомые учащихся и «вообще люди…, желающие познакомиться с нею (школой – Ю.К.), посмотреть, как учатся дети, послушать их пение, помолиться с ними в церкви», были частыми гостями в стенах крещено-татарской школы. Для них имелись на территории школы помещения для ночлега.36

Кроме необходимых наставлений на родном языке, Тимофеев снабжал лиц, посещающих школу, книжками религиозно – нравственного содержания на татарском языке. В пришкольной церкви, хотя и изредка, совершался обряд крещения иноверцев, в первую очередь татар. Обучение новокрещаемых символу веры и молитвам в таких случаях поручали учащимся старших классов школы.37

Еще более усилилась деятельность Тимофеева на ниве христианского просвещения после его рукоположения в сан священника в 1869 году. «Его поездки получили … новое значение, миссионерское и в некотором роде благо-чинническое, руководительное для самих священнослужителей из татар. Везде, куда он приезжал, он совершал татарское богослужение, говорил поручения, увещевал наклонных к отступничеству, вникал в дела местной школы и прихода, давал нужные советы и распоряжения. В особо важных случаях ему давались для того особые командировки от епархиального начальства. В 1873 году Казанским епархиальным начальством на него была возложена официально обязанность при разъездах по крещено-татарским селениям делать жителям увещевания и совершать богослужения и требы на татарском языке. А в следующем, 1874 г., то же было поручено ему Вятским и Уфимским архиереями в пределах их епархий. Не было, кажется, ни одного угла в Волжско-Камском крае с крещено-татарским населением, где бы он не побывал и религиозную жизнь которого не знал во всех подробностях. И везде, куда только ни приезжал о. Василий, его встречали радостно, доверчиво, как родного и благожелательного руководителя. Он везде держался скромно, ласково, отечески или братски, не проявляя ни тени каких-нибудь начальственных замашек; для скромного ли учителя, для священнослужителя ли и своих питомцев инородческой семинарии он был только старший, более опытный сотрудник в общем деле и одно лишь это дело и имел в виду».38

Ревностные и плодотворные труды о. Василия не оставались без вознаграждения. Он пользовался общим уважением всех, кому хоть сколько-нибудь были близки интересы христианского просвещения. Он был своим человеком в Казанской Духовной Академии, особенно для профессоров миссионерского направления – Г.С. Саблукова, В.В Миро-творцева и Е.А. Малова; Н.И. Ильминский смотрел на него как на дорогого сотрудника, сына, брата, самого близкого человека, с которым у него действительно «и худо и хорошо – все было пополам». Ему оказывали полное доверие и внимание все казанские архиереи. Он был хорошо известен даже в высших государственных сферах, удостаивался неоднократного личного внимания Высочайших Особ, был высоко ценим обер-прокурорами Св. Синода, графом Д.А. Толстым и К.П. Победоносцевым, всеми представителями в Казани министерства народного просвещения, начиная с попечителей округа (особенно П.Д. Шестаковым). Постепенно увеличивался прежде скудный оклад его жалованья; не раз давались ему небольшие денежные награды. Еще в 1866 году Всемилостивейше была пожалована ему золотая медаль для ношения на шее на Владимирской ленте с надписью «за усердие». После посвящения в священный сан он не раз удостаивался благословения Св. Синода и епархиального владыки; в 1871 году был награжден набедренником, в 1875 году – скуфьею, в 1881 году – камилавкою, в 1887 году – золотым наперстным крестом от священного Синода, в 1892 году – орденом святой Анны третьей степени. В 1886 году св. Синод определил зачесть ему всю службу при миссионерском отделении Казанской духовной академии как действительную службу по духовно-учебному ведомству с предоставлением права по выслуге 25 лет на пенсию в размере 300 рублей в год.39

«Отец Василий стал человеком сановным, даже более, чем другие городские священники, кроме получивших академическое образование, человеком весьма влиятельным в епархии, особенно в границах своей специальной деятельности. Но такое довольно быстрое возвышение не произвело в его характере той порчи, какая заметна бывает у большой части подобных людей, возвысившихся из низкой доли. Это была натура необыкновенно скромная и деликатная, с тонким природным тактом и замечательно утонченным чувством, какое редко можно встретить даже у высоко образованных и благовоспитанных людей, и вместе с тем натура глубоко искренняя и правдивая, сохранившая все черты симпатичной непосредственности и безыскусственности. Он не только не стеснялся, но и любил вспоминать свою низкую долю в молодости, из которой вывел его Николай Иваныч, откровенно, без стеснения и искренне выставлял свое малое образование, хотя с течением времени путем самообразования и благодаря постоянной работе с Николаем Ивановичем он успел стать человеком очень много знающим, хорошим богословом, литургистом и проповедником».40

Как видим, отец Василий Тимофеев стал глубокоуважаемым человеком, его деятельность в области христианского просвещения татар-кряшен, в области начального народного образования получила признание не только общественности, но и высокопоставленных кругов…Однако 1891 год становится роковым для о. Василия Тимофеева. Умирает Н.И. Ильминский. «Кончина его (Ильминского) страшно потрясла о. Василия. Много горя довелось потерпеть ему в жизни, – в разное время он потерял свою добрую жену, несколько детей, – но такого горя еще не было. Он терял в Николае Ивановиче все: любящего руководителя, опору своего служения, отца, более, чем отца».41

Со временем острое великое горе притупилось, но о. Василий так и не смог окончательно оправиться от потрясений. Здоровье его заметно пошатнулось. Он прожил после кончины Николая Ивановича всего четыре года. Последняя болезнь его (воспаление среднего уха), началась в марте 1895 года. Летом врачи по обычаю послали его куда-то на юг, на Кавказ, но он доехал только до Саратова, а оттуда его снова привезли в Казань за невозможностью ехать дальше. Затем тяжелая операция, производившаяся в два приема, заражение крови…

О. Василий Тимофеевич Тимофеев скончался 2 декабря 1895 года в 9 часов утра.Панихиду отслужили в тот же день. На следующий день, 3 декабря, последовал вынос его тела в домовую церковь школы. Над гробом покойного было произнесено несколько в высшей степени теплых и трогательных речей.

Обряд погребения состоялся 4 декабря 1895 года. Отпевание совершал казанский архиепископ Владимир (Петров) в сослужении ректоров Академии и семинарии, кафедрального протоиерея Е.А. Малова, инспектора академии Н.П. Виноградова и 15-ти священнослужителей, в числе которых четверо были из инородцев. В числе множества молящихся о упокоении чистой души отца Василия присутствовали попечитель учебного округа, члены братства св. Гурия, профессора духовной академии, несколько профессоров Казанского университета, студенты и слушатели академических миссионерских курсов, несколько дам и воспитанниц Родионовского института, вся инородческая учительская семинария и вся крещено-татарская школа. Похороны о. Василия имели в высшей степени трогательный характер; нельзя было без крайнего волнения видеть, как плакали ученики и ученицы школы, скорбь их была такой искренней, что невольно заражала даже людей посторонних: при выносе покойного из дома плакала вся толпа присутствующих; девочки плакали навзрыд, плакали взрослые люди.

О. Василий Тимофеевич Тимофеев похоронен на Арском кладбище в своей семейной могиле, где покоится пять человек его присных. Могила его находится прямо напротив здания Центральной крящено-татарской школы.42Имя Василия Тимофеева вошло в историю в неразрывной связи с именем Н.И. Ильминского. Он стал одним из соавторов «системы инородческого образования», получившей официальное признание в «Правилах о мерах к образованию населяющих Россию инородцев», утвержденных 26 марта 1870 года. Именно Тимофеевым в ходе педагогической деятельности были естественным путем выработаны основные принципы новой системы образования, а Н.И. Ильминский их сформулировал и осмыслил. Плоды совместной деятельности были положены в основу устройства всех инородческих школ. Тимофеев оказал решающее влияние на формирование системы народного образования татар-кряшен во второй половине XIX века. Велика его роль и в совершенствовании татаро-кряшенского алфавита, языка. Стоял он и у истоков татаро-кряшенской литературы, не только религиозно-нравственной, но и светской.

Можно спорить о характере и результатах просветительской работы о. В. Тимофеева среди самой забитой и темной массы населения Казанской губернии, какой являлись в середине XIX века татары-кряшены, однако его деятельность в области просвещения оставила глубокий след в их сердцах, вывела из темноты и невежества, состояния абсолютной неграмотности на путь просвещения и религиозно-нравственного совершенствования.

Примечания
1 См.: Глухов М.С. TATARICA. Энциклопедия. – Казань: Ватан, 1997. – С. 441.
2 Цит. по: Чичерина С.В. Как началось просвещение восточных инородцев. – СПб, 1907. – С. 18.
3 Цит. по: Глухов М.С. Судьба гвардейцев Сююмбеки. – Казань: Ватан, 1993. – С. 214.
4 Метод взаимного обучения, когда учитель, привлекая более знающих учащихся (мониторов), ведет занятия с большим количеством учеников. Метод выдвинут английским педагогом Ланкастером (1778-1838).
5 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 4.
6 Горохов В.М. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. – Казань, 1941. – С. 122.
7 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 4.
8 Горохов В.М. Указ. соч. – С. 122.
9 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С . 4.
10 Чичерина С.В. Указ. соч. – С. 15.
11 Горохов В.М. Указ. соч. – С. 123.
12 Тимофеев вел практические занятия по татарскому языку у студентов миссионерского отделения Казанской Духовной Академии.
13 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 5.
14 Глухов М.С. Указ. соч. – С. 221.
15 Казанская центральная крещено-татарская школа. Материалы для истории христианского просвещения крещеных татар. – Казань, 1887. – С. 33.
16 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 6-7.
17 Цит. по: Горохов С.В. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. – Казань, 1941. – С. 103.
18 Чичерина С.В. У приволжских инородцев. Путевые заметки. – СПб., 1905. – С. 49.
19 Износков И.А. Об образовании инородцев и о миссии в Казанской Епархии: исторический очерк. – М., 1909. – С. 39.
20 Ильминский Н.И. О системе просвещения инородцев и о Казанской центральной крещено-татарской школе. – Казань, 1913. – С. 59.
21 Там же.
22 Н.И. Ильминский. Школа для первоначального обучения крещеных татар в Казани // Казанская Центральная крещено-татарская школа. – Казань, 1887. – С. 83.
23 Износков И.А. Указ. соч. – С. 39; Чичерина С.В. У приволжских инородцев. Путевые заметки. – СПб. – 1905. – С. 49-52.
24 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 9.
25 Горохов В.М. Указ. соч. – С. 131-132.
26 Казанская Центральная крещено-татарская школа… – С. 214.
27 Чичерина С.В. Как началось просвещение восточных инородцев. – СПб, 1907. – С. 51.
28 Казанская Центральная крещено-татарская школа… – С. 215-216.
29 Знаменский П.В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К двадцатипятилетию Братства святителя Гурия. – Казань, 1892. – С. 231-233.
30 Там же. – С. 235.
31 Глухов М.С. Судьба гвардейцев Сююмбеки. – Казань: Ватан, 1993. – С. 220.
32 Горохов В.М. Указ. соч. – С. 105.
33 Там же. – С. 107.
34 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 13.
35 См: Тимофеев В. Дневник старокрещеного татарина 1865 года // Казанская центральная крещено-татарская школа. Материалы для истории христианского просвещения крещеных татар. – Казань, 1887. – С. 129-176.
36 Горохов В.М. Указ. соч. – С. 111.
37 Там же.
38 О. Василий Тимофеевич Тимофеев (некролог). – С. 13.
39 Там же. – С. 16.
40 Там же. – С. 17.
41 Там же. – С. 18.
42 Могила сохранилась.

Источник: Казанская духовная семинария